Владимир Александрович, состоялся уникальный эксперимент: впервые пилотируемый корабль "Союз" долетел до МКС всего за 360 минут. Почти в 10 раз быстрее, чем раньше! Как это удалось?
Владимир Поповкин: Это технологический прорыв. Двое суток лететь или шесть часов, 30 витков делать или четыре? Разница колоссальная. Когда летали шаттлы, орбита МКС была несколько ниже, чем сейчас, примерно 350 км, поскольку для американских кораблей это был "потолок". И по баллистике перейти на короткую схему было очень тяжело. А когда подняли орбиту, то поняли, что все реально. Прежде чем отправить космонавтов, проверили и отработали три пуска на грузовых "Прогрессах".
Вы ведь были готовы отправить экипаж по новой схеме еще в декабре прошлого года?
Владимир Поповкин: Да. Тогда летел хороший экипаж, но - новички. Поэтому решили не рисковать. Командир "экспериментального" "Союза" Павел Виноградов не просто очень опытный космонавт - штатный сотрудник РКК "Энергия". Знает все эти проблемы изнутри. За его плечами два полета, шесть выходов в космос. Мы сделали все в автоматическом режиме.
А чем выгоден скоростной маршрут? Какая экономия?
Владимир Поповкин: Давайте говорить так: какая эффективность. Корабль "Союз" по объему очень маленький. Честно говоря, там очень тесно.
Видели в Звездном городке.
Владимир Поповкин: Вы его не видели "упакованным". Бытовой отсек вроде и круглый и нормального диаметра, но там человек может находиться только вертикально. Потому что все остальное - это грузы. Представляете, какой комфорт? А самые тяжелые как раз первые трое суток невесомости. При новой схеме экипаж не успевает ее почувствовать. У него нет отрицательных реакций.
Кстати, при двухсуточной схеме мы три витка видим корабль, а потом он на пять витков исчезает. Мы говорим космонавтам: "Спите!" Ну, как они спали до сих пор? Вот где самое главное преимущество. А экономия? Сутки работы на орбите обходятся очень дорого. Сейчас космонавты полетели на 169 суток, и уже через шесть часов они приступили к работе на станции. Там же комплекс экспериментов, исследований. На вес золота каждая минута. Поэтому я говорю: экономия в улучшении эффективности.
Принята космическая государственная программа России на 2013-2020 годы, под которую гарантированно выделяется более 2-х триллионов рублей. Сумма кажется очень солидной. Но как она выглядит в сравнении с бюджетом НАСА?
Владимир Поповкин: По-прежнему в разы меньше. Раньше Россия занимала по финансированию космоса четвертое место в мире. Впереди были США, Европа и Китай. Сегодня то, что официально публикует Китай, мы перешли. Наш бюджет сопоставим с консолидированным бюджетом ЕКА. Это достойный уровень финансирования. У меня как руководителя по финансированию не может быть никаких проблем. Задача, чтобы каждый вложенный рубль имел эффективную отдачу. Мы сильно пересмотрели приоритеты. Один из главных - удовлетворение потребностей государства в космической информации. С таким бюджетом иметь такую слабую орбитальную группировку просто непозволительно.
Сколько сейчас аппаратов работает на орбите?
Владимир Поповкин: Социально-экономического и научного назначения - 60. Уже через два года их должно быть 95, а в 2020 году - 113. Все, что необходимо, нужно получать со своих спутников. А мы сегодня обеспечиваем снимками из космоса только пятую часть спроса потребителей. И то благодаря "Канопусу-В", запущенному в прошлом году. По картографии последний спутник был несколько лет назад. По связи и телевидению, владея седьмой частью суши, даже на стационаре надо иметь гораздо больше космических аппаратов. Навигация, ГЛОНАСС - это само собой.
Метеорологи говорят, что качество работы наших новых метеоспутников их совершенно не устраивает. В чем дело?
Владимир Поповкин: Я согласен. Есть законы, по которым создается космическая техника. Первый с 90-х годов наш метеорологический спутник - "Метеор-М1" N1 - был выведен на орбиту 17 сентября 2009 года. В 2011-м запустили "Электро-Л". С 1994 года метеоспутники больше не делали. Мы восстановили ту школу, создали новые аппараты, запустили.
По классике, первый аппарат всегда предназначен для летных испытаний. Естественно, там есть замечания. Но так работает весь мир. Та же картина у нас. В этом году мы еще запускаем "Метеор" и "Электро": они доработаны с учетом недостатков, которые были на первых летных машинах.
Вопрос от Игоря Иванова из Красноярска: "Специалисты ждут аппарат "Ресурс-П", который должен стать наиболее эффективным российским спутником дистанционного зондирования Земли. Почему то и дело откладывается запуск?"
Владимир Поповкин: Запуск намечен на июнь. Аппарат готов, пройдены ресурсные испытания звездных датчиков на пять лет. Была проблема, связанная с потерей производства герметичных корпусов для них. Изготовили клееный корпус. Но производство герметичных корпусов будем восстанавливать. Пришлось выполнить большое количество доработок - и пуск сдвинули, чтобы минимизировать риски.
Если вернуться к цифре - 2 трлн рублей. Не кажется вам, что за такими деньгами может идти огромное количество людей, которые готовы пойти на откат? Какие меры в Роскосмосе сейчас существуют для борьбы с коррупцией?
Владимир Поповкин: Во-первых, мы за полную прозрачность. Сделали все конкурсы открытыми. Если кто-то раньше прикрывался грифом "для служебного пользования", то теперь сказано: такого не будет. Во-вторых, мы развели людей, которые делают тактико-техническое задание, проводят конкурс и формируют саму продукцию. Теперь тот, кто определяет техническую политику, не отвечает за предприятия. Мы изменили управление качеством производства. Вводим ведомственную систему контроля. Кстати, впервые в практике, когда принимали определенные объемы работ, мы сказали: "Их цена меньше, чем та, которую вы заявили. Верните часть денег в бюджет".
Владимир Поповкин: Не все. Роскосмосу нужно судиться, чтобы эти деньги изъять.
Инженер Алексей Иванецкий из Москвы спрашивает: "Почему так часто падают наши спутники? Уже даже родился анекдот о тихоокеанской космической группировке".
Владимир Поповкин: Это очень сложный вопрос. Есть два этапа: работает сама ракета-носитель, а потом - разгонный блок. У нас все замечания связаны как раз с разгонными блоками. Мой приход совпал с массовым падением. Стали разбираться, почему? Конечно, на поверхности лежит качество, контроль: ОТК не работает, приемка плохая. Но причина оказалась гораздо глубже.
Эти все разгонные блоки начали создаваться в начале 90-х годов. На базе чего? Давайте смотреть. Разгонный блок "Бриз" - это ступень разведения блоков ускорителей ракеты "Стилет". Только там она работала единицы минут, а здесь делаются пять включений. Не все было просчитано, особенно тепловые режимы. Естественно, подшипники испытывали большую перегрузку.
Или возьмем разгонный блок "Фрегат". Это перелетная машина, которая когда-то была предназначена для доставки аппарата "Луна-16" на Луну. Сделали новую систему управления. Но базы, принципы, алгоритмы взяты с тех времен. Еще один разгонный блок - ДМ создан на базе блока Д, который разрабатывался по лунной программе Н1-ЛЗ.
Использовался старый задел, с ограниченными возможностями?
Владимир Поповкин: Не от хорошей жизни. Мы все проанализировали. Посмотрели все этапы модернизации этих блоков, всю статистику. Выработали целый набор мер. Результат пока положительный. В новых программах задана разработка новых специализированных блоков, в частности кислородно-водородного для ракет тяжелого класса. Этими занимается Центр им. Хруничева.
На ЦСКБ "Прогресс" уже завершен первый цикл динамических испытаний разгонного блока "Волга" - для ракет легкого класса "Союз". Для этих целей с нуля разрабатываются многие вещи. Они должны быть построены на других алгоритмах и принципах проектирования.
Военная приемка уже действует?
Владимир Поповкин: Действует.
Менеджер или генеральный конструктор
Говорят, когда космосом управляли генеральные конструкторы - спутники летали, а как пришли менеджеры - спутники начали падать. Все-таки кто, по вашему мнению, должен управлять отраслью, предприятием: менеджер или конструкторы?
Владимир Поповкин: Управлять должен менеджер. Но он должен управлять с точки зрения обеспечения реализации тех идей, которые разрабатывает генеральный конструктор. У нас все должности были на каком-то этапе совмещены: гендиректор - генконструктор. И вот мы имеем две крайности. Одна: предприятием руководит хороший генконструктор, но как управленец он - хуже некуда. Ни к чему хорошему не приходим. Другая: менеджер в течение трех лет становится доктором наук, генеральным конструктором. И тоже начинает управлять. С точки зрения идей бардак полный.
Поэтому мы приняли решение разделить эти две должности. Разделить не проблема, надо человека подобрать. Все индивидуально для каждого предприятия. Там, где не видим пока возможности разделения, не делим. Или видим, кто заменит, но этому человеку еще надо вырасти либо до директора, либо до генерального конструктора, - тоже не делим.
Насколько нова и принципиально отличается от всего, что делалось ранее, разработка транспортно-энергетического модуля с ядерной энергодвигательной установкой?
Владимир Поповкин: Это установка мегаваттного класса. Ее создание открывает совершенно иные возможности в космосе, позволяет по-новому посмотреть на использование геостационарных орбит. Для сравнения: солнечные батареи МКС вырабатывают около 100 кВт. Но станция находится на околоземной орбите. А при полете, например к Марсу, потребовалась бы площадь солнечных батарей, сравнимая с десятком футбольных полей!
Впервые создается компактная ядерная энергетическая установка мощностью в 1000 кВт с двигателями на электрореактивной тяге. Возможен вариант, что двигатели будут работать на чистом ксеноне, разогретом до очень высокой температуры. А это даст возможность получить удельную тягу в 20 раз большую, чем на химических двигателях. Для нас самое важное, как можно будет использовать модуль с такой энергетикой: в составе межорбитальных буксиров, многофункциональных платформ и аппаратов для межпланетных миссий. Мировых аналогов нет.
Это то ноу-хау, где Россия впереди?
Владимир Поповкин: Безусловно. Две проблемы: какой должен быть сам реактор и какая система охлаждения. Уникальная система охлаждения - это капельный метод, который теоретически на Земле нами подтвержден. Я думаю, в следующем году сделаем эксперимент на МКС, покажем, что он и в космическом пространстве реален. Опытный образец ядерной энергодвигательной установки порядка 250 кВт планируем сделать к 2018 году.
Вопрос от Юрия Галкина из Мытищ: "Простите за прямоту, а что мы забыли на Луне после американцев?"
Владимир Поповкин: Приоритеты научных направлений в космосе определяет Академия наук. Ученые сказали: интересна Луна! Почему? Никто не собирается повторять полет американского "Аполлона-11", отечественных "Луны-16", "Луны-17". Те полеты носили не научный характер, а политический - кто первый ступит на Луну, кто первый камень с Луны привезет. Исходя из этого были и программы.
Сегодня наука знает о Луне гораздо больше. Всегда думали, что там нет воды. Оказалось, в приполярных областях есть - в виде льда, и, по оценкам, довольно много. А вода - это способ жизни, запас энергетики. Открываются совершенно иные возможности для исследований. Что еще очень важно? Спутник Земли - вот он, рядом, лететь всего трое суток. Почему не отработать новую технику и новые технологии, в том числе для будущих полетов к Марсу, здесь? И проще, и намного дешевле.
Как развиваются проекты "Луна-Глоб" и "Луна-Ресурс"?
Владимир Поповкин: Мы собираемся в конце 2015-го - начале 2016 года запустить космический аппарат "Луна-Глоб" и отработать посадку в полярную область Луны. Потом пойдет большая программа "Луна-Ресурс", состоящая из нескольких этапов. Будут исследования с лунной орбиты, будет большой научный комплекс, который мы должны "прилунить". Будут луноходы. Разрабатывается устройство для забора грунта, причем не с поверхности, а с двухметровой глубины. Более того, его надо сделать "термостойким": чтобы водяные элементы пара, льда, пока мы вытащим грунт, не испарились. И, наконец, все "добытое" надо доставить на Землю. Это ближайшая задача.
Не случится так, что первый, кто освоится на Луне, тот ее и приватизирует?
Владимир Поповкин: Это серьезный вопрос. Мы с американцами заинтересованы одинаково. Нам для начала хотелось бы сохранить все то, что сегодня на Луне есть. След Армстронга, советский луноход, остатки зонда "Луна-16". Там где-то вымпел наш лежит. Это, конечно, международная юрисдикция, которую необходимо совершенствовать. В юридическом подкомитете ООН такая работа ведется.
Российские ученые говорят о том, что Луну можно использовать как международную космическую станцию. Скажем, расположить там научную аппаратуру, радары, оптические системы.
Владимир Поповкин: Есть разные проекты. В том числе и по размещению на Луне астрофизических комплексов. Конечно, их даже обслуживать там будет гораздо легче. Американцы могли делать "профилактику" замечательному телескопу "Хаббл", когда тот находился недалеко от Земли. На шаттлах прилетели, отремонтировали. Но когда "Хаббл" ушел гораздо выше, это уже стало проблематично.
Другое дело, если установить обсерваторию на Луне. Конечно, лучше делать все в автоматическом режиме. Но какое-то обслуживание, какие-то наладки наверняка потребуются. Вот тогда должно быть участие человека. Все эти проблемы анализируются, просчитываются. Пока готового решения нет.
Вы не проверяли информацию, что некий канадский исследователь по картам обнаружил кратер, в котором застрял наш Луноход-2? И даже его сфотографировал.
Владимир Поповкин: Может быть, и сфотографировал. Я не знаю, что он обнаружил. Мы, например, знаем, где наш луноход стоит.
Спор о том, что эффективнее, был всегда. Но ведь пилотируемые полеты тоже решают какие-то научные задачи?
Владимир Поповкин: Да, решают. Есть проблемы, с которыми нельзя справиться автоматическими средствами. Тогда используют человека. Но это должен быть единый комплекс проблем, и единая система их реализации. Есть еще чисто "человеческий космос". Исследования возможностей человека в ближнем космосе Россия и Советский Союз исследовали так, что нам еще лет на 20-30 вперед хватит.
Пилотируемый космос в нашей стране всегда занимал примерно 40 процентов финансирования. Мы сейчас немножко оптимизировали. Должны быть совместимы две программы - пилотируемая и научная. Надо внимательно разобраться: нам нужна постоянно действующая орбитальная станция с человеком? Или мы ее законсервировали, и она летает. А когда набрали необходимое количество экспериментов, их подготовили, сделали и - снова законсервировали. Нельзя полет ради полета делать.
По сути, вы ответили на вопрос Игоря Сергеева из Томска: вы противник пилотируемой космонавтики?
Владимир Поповкин: Нет, я не противник. Но у пилотируемой космонавтики должно быть свое место. Эффективное. Вот в чем суть. Потому что мы ушли от времен, когда каждый пилотируемый полет - это был шаг вперед. Познание возможностей человека, суточный полет и потом групповой, первый выход в открытый космос, возможности женщины, возможность пребывания 30 суток, стыковка двух "Союзов", создание станций, годовой полет Валерия Полякова... Все это мы прошли. И мы готовы к полноценной работе человека и в ближнем космосе, и в дальнем. Готов повторить то, о чем говорил много раз: если будет необходимость по линии Академии наук присутствия человека на Луне или Марсе, тогда там должен присутствовать человек. И мы это обеспечим.
Многие эксперты считают, что Россия уже критично отстала в разработке нового пилотируемого корабля. Ваше мнение?
Владимир Поповкин: В чем критично отстали? Ну, будет у американцев новая спускаемая капсула, усовершенствованный приборный агрегат... Там просто другого не изобретешь. Ведь любой проект должен делаться под какую-то задачу. У американцев во многом создание "Ориона", ракеты тяжелого класса до 70 тонн связано с тем, что они закрыли свой проект по шаттлу. И оказались без средств доставки космонавтов на МКС.
Просто дублировать наш "Союз", американцам не интересно. И нам было бы не интересно, окажись мы на той площадке. Поэтому они создают пилотируемую систему, обладающую новым качеством, которая может летать со второй космической скоростью. Они заявили: новый спускаемый аппарат может до десяти полетов осуществлять. Мол, крышка отстреливается, а все остальное может использоваться. Хотя некоторые системы остаются все равно одноразовыми.
Но они, наверное, правильно делают?
Владимир Поповкин: Вопрос: для чего? Мы считаем, что новый пилотируемый корабль сам по себе - это еще не решение проблемы. Должна разрабатываться именно перспективная пилотируемая транспортная система (ППТС), включающая в себя как тяжелый носитель, так и различные пилотируемые комплексы.
Сейчас идет поэтапная модификация пилотируемого корабля "Союз". Мы сделали цифровую систему управления, модернизировали систему сближения. На очереди - система обеспечения жизнедеятельности, двигательная установка. Но это просто мизер по сравнению с тем, если создавать новую систему для доставки на МКС экипажи. Мне кажется, лучше создать какое-то средство для исследования Солнца. Тем более что мы теперь космонавтов за 6 часов до станции доставляем.
Уже завершен технический проект РКК "Энергия". Скоро начнется рабочее проектирование, создание экспериментальных установок. Срок не изменился: в 2018 году должен состояться первый полет нового корабля в беспилотном варианте. Но это будет принципиально новый корабль, готовый к межпланетным полетам.